"Прусская модель" в германском разрезе (2003)
Полковник C. Печуров,
доктор военных наук,
действительный член АВН
Происходящие в настоящее время реформы в вооруженных силах (ВС) большинства государств и Запада, и Востока затрагивают не только количественную составляющую ВС (сокращение личного состава, вооружения и военной техники - ВВТ) и организационные структуры войсковых формирований (переход от дивизий к бригадам, создание сил быстрого реагирования или развертывания, мобильных боевых групп и т. п.), но и, что представляется более существенным и, как правило, не фиксируется отечественными специалистами на страницах открытых изданий, это активный поиск и апробация на практике приемлемых сегодня и наиболее оптимальных (в условиях новых угроз, отличных от периода "холодной войны") систем или моделей военного руководства.
Западные аналитики выделяют две модели такого руководства или, в более широком плане, военного устройства: англо-саксонскую и прусскую (иногда говорят о восточноевропейской или советской). Первая отличается от второй скорее координирующей, а не управляющей ролью центральных органов военного руководства при весьма значительной самостоятельности видов ВС. Ядром второй модели является жестко управляющий (в том числе и планирующий) всей деятельностью военной машины государства специальный орган - генеральный (или главный) штаб (ГШ). Эта модель не случайно называется "прусской", поскольку ГШ впервые в чистом виде появился именно в Пруссии более 200 лет назад. Но значит ли это, что генштабовская система не претерпевала изменений и немцы руководствовались и руководствуются ею, не внося каких-либо существенных коррективов в ее суть, а может быть, и кардинально реконструируя ее?
Итак, как уже говорилось, модель жесткого органа централизованного руководства - генеральный штаб - была впервые предложена в конце XVIII - начале XIX века в Пруссии.
Видный военный деятель и теоретик этого европейского государства Х. фон Массенбах в 1801 году отметил настоятельную необходимость постоянно действующего, даже в мирный период, штаба, который бы занимался главным образом общим планированием всей военной деятельности государства и разработкой детальных оперативных планов действий войск для каждого конкретного случая. Еще одним весьма интересным моментом в этой инициативе была мысль о необходимости постоянного обучения и повышения квалификации офицеров и генералов, комплектующих этот орган руководства.
Идея создания такого органа централизованного управления витала, что называется, в воздухе на протяжении практически всего XVIII века, но стала в полной мере реализовываться именно в начале XIX. Что послужило мотивом этого? Интересное объяснение дает английский военный теоретик А. Кэмпбелл.
Дело в том, что период конца XVIII - начала XIX века был эпохой "революционных", а по сути, захватнических войн Франции под водительством Наполеона, признанного гениального полководца, организатора всей сферы жизнедеятельности французского государства, в том числе вооруженных сил. Его досконально продуманным, детально спрогнозированным планам военных кампаний не могла противостоять до поры до времени ни одна из армий европейских стран того времени. Сокрушительное же поражение Пруссии в 1806 году от Наполеона в Йено-Ауэрштадском сражении, продемонстрировавшего всей Европе умение единолично, фактически без какой-либо помощи, при самом минимальном содействии штаба управлять многокорпусной армадой, заставило его оппонентов оперативно изыскивать контрмеры.
Влиятельный военно-политический деятель Пруссии генерал-реформатор Г. Шарнхорст и его коллеги-единомышленники путем кропотливого анализа сражений непобедимой наполеоновской армии и подбора возможных вариантов противодействия ей пришли к выводу о том, что нейтрализовать любые планы военных кампаний гениальных полководцев и настоящего, и будущего можно только коллективным умом глубоко и разносторонне подготовленных генералов и офицеров, составляющих единую команду - генеральный штаб, который позже назовут "мозгом армии".
Впоследствии ставший начальником ГШ германской армии в годы Первой мировой войны генерал Э. Людендорф и бывший некоторое время в годы Великой Отечественной войны начальником ГШ Красной Армии Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников особо отмечали позитивную сторону утвердившегося в первой половине XIX века коллегиального характера работы руководства высшей штабной инстанции Пруссии.
В течение определенного времени реализованная пруссаками идея о создании строго централизованного органа военного управления в форме ГШ после неоднократных доводок и реконструкций стала приносить свои дивиденды. Постепенно сформировалось и то, что сегодня называется модель военного устройства по-прусски, в центре которой находится генеральный штаб. Но ГШ - это не абстрактная структура, а, как определил ее британский аналитик XIX века С. Уилкинсон, взяв за пример прусскую модель, это команда в составе "начальника и подчиненных ему нескольких сотен офицеров, специально подготовленных для всевозможных ситуаций, которые… вместе разрабатывают формы и способы ведения военных действий, реализуя разделение полномочий в сферах организации и боевой подготовки. Именно они формируют организм, артерии и сосуды которого пронизывают все вооруженные силы, собирая воедино практический опыт и повсеместно внедряя его в войска…". К членам этой команды соответственно предъявлялись особые требования.
В прусской армии существовала практика отбора в ГШ наиболее одаренных, хорошо образованных офицеров, в результате чего уже к середине XIX века в Германии сформировалась каста штабных офицеров, имевших весьма высокий статус в высшем обществе. Известный русский военный теоретик А. А. Свечин в качестве одного из преимуществ прусской военной модели выделил тот факт, что даже в условиях сложной феодально-иерархической системы на должности начальников штабов ставились молодые перспективные генералы и полковники, которым, по сути, и вверялась судьба армии Пруссии. В то же время всячески поощрялась практика периодической ротации штабных офицеров и направление их на службу в линейные части и соединения.
Вообще же квинтэссенцией работы в ГШ, как определяли ее прусские основатели этой системы, является сбор, обработка информации и выдача интеллектуального продукта.
Поэтому аналитическим способностям кандидатов на службу в данный орган уделялось особое внимание. Естественной в этом плане стала и концентрация всей военно-теоретической деятельности в Пруссии в стенах именно генерального штаба. Как отмечал германский военный историк В. Горлиц, "настоящий офицер ГШ тот, у кого сердце принадлежит войскам, а голова - науке".
В первые десятилетия становления генштабовской системы в Пруссии среди ее теоретиков-основателей велась острая дискуссия относительно места ГШ в иерархической системе власти в стране. Так, упомянутый выше военный деятель Пруссии конца XVIII - начала XIX века Х. фон Массенбах ратовал за активное участие руководства генерального штаба в политической жизни государства. С ним был категорически не согласен другой знаменитый, скажем так, прусско-русский военный теоретик К. фон Клаузевиц, который вполне резонно замечал, что в таком случае руководству ГШ не останется времени на собственно военные дела, разве что на занятия теорией. Впоследствии, особенно к концу XIX - началу XX века, мир стал свидетелем активного участия германских военных в политической жизни своей страны, что явно не принесло пользы ее вооруженным силам ни в тот период, ни позже.
Вторая половина XIX века в германской истории в целом - это сложный период становления централизованной системы военного руководства на фоне заключительного этапа формирования единого немецкого государства - Германской империи - при существенной роли в этом Пруссии и ее выдающегося политического деятеля О. фон Бисмарка. Победа в так называемых объединительных войнах с Данией в 1864 году, с Австрией в 1866-м и с Францией в 1870 - 1871 годах благодаря прежде всего самой современной по тем временам системе комплектования прусских ВС (воинская повинность) и качественному превосходству имевшегося у пруссаков вооружения (нарезное стрелковое оружие и артиллерия) принесла не только политический и военный триумф Пруссии, под эгидой которой в 1871 году было провозглашено образование Германской империи, но и дала толчок в развитии военного искусства, к разработкам в области которого были непосредственно причастны прусские военачальники и военные теоретики. Такие военные и государственные деятели Пруссии (а затем Германии), как Х. фон Мольтке-старший, А. фон Шлиффен и другие, теоретически описали и внедрили значительное количество новшеств, в том числе и в централизованную систему руководства не только государства, но и войсками через генеральный штаб.
Во второй половине XIX века организационно генштабовская структура Германии состояла из двух частей: Большого ГШ и оперативного штаба, фактически представлявшего подсистему войсковых штабов. Первый представлял структуру национального масштаба и имел статус на уровне военного министерства.
Подсистема войсковых штабов пронизывала армии, корпуса и дивизии и была как бы связующим звеном между Большим ГШ и командирами объединений, соединений и частей.
Между тем, несмотря на кажущийся логический порядок и взаимообусловленность элементов сложившегося порядка вещей, в конце XIX века проявились недостатки и противоречия германской системы (или модели) управления войсками.
Германия, к этому времени сформировавшаяся как федеральное государство, имела вооруженные силы, которые были представлены войсками в основном четырех входящих в нее "земель" - Пруссии, Вюртенберга, Баварии и Саксонии. Причем каждый из федеральных элементов общегерманских ВС, несмотря на формальное общее командование, сохранил свою определенную автономию и свои традиции. Ситуация усугублялась еще и тем, что не только имперские ВС, но и каждый из составляющих их элементов (даже войска Пруссии - основы германской армии) не имел своей доктрины или видовой концепции. Регламентирующие документы - уставы - отражали лишь тактический уровень в звене "полк - батальон - рота". Фактически в этом сформировавшемся в центре Европы мощном военизированном государстве при формальном наличии органа централизованного руководства - ГШ к началу XX века вся полнота власти, в том числе и в вопросах формирования концепций боевых действий, перешла в руки реальных "военных хозяев на местах" - командиров корпусов (всего их было 25). Весьма примечателен и тот факт, что в те же годы на фоне ожесточенной полемики в среде военных относительно того, какую тактику взять на вооружение - "открытую" (относительная свобода в принятии решений командиров тактического звена) или "закрытую" (жесткая регламентация в действиях командиров, строгое выполнение приказов нижестоящими), командиры корпусов обучали своих офицеров и готовили войска, опираясь на те принципы и методы, которые исповедовал тот или иной "теоретико-доктринальный лагерь".
Британский военный историк Р. Фоли приводит в связи с этим весьма показательный пример. Генерал С. фон Шлихтинг, командовавший 14-м армейским корпусом в г. Баден и исповедовавший "открытую тактику", методично в течение всех шести лет своего руководства обучал подчиненные ему войска, исходя из принципа "свобода и инициатива командиров низшего звена". Пришедший же ему на смену в 1896 году генерал А. фон Бюлов, ярый сторонник "закрытой тактики", в короткий срок добился того, что уже на следующий год в ходе корпусных маневров его офицеры демонстрировали "абсолютное подчинение воле командира". Тем самым Бюлов подчеркивал "необходимость преемственности" в германской армии традиций, заложенных еще прусским королем Фридрихом II, в соответствии с принципами которого "генералы и иные начальники, сверху донизу, должны не рассуждать, а только исполнять приказы" вышестоящего командира. А таких "независимых" командиров в начале ХХ века, повторимся, было 25!
Это не могло не привести и в конце концов привело к целой серии негативных последствий уже в ходе Первой мировой войны, когда части и подразделения, руководимые офицерами - представителями разных "школ", терпели поражения именно из-за несогласованности в действиях, непонимания их командирами.
Другими словами, есть все основания утверждать, что в конце XIX - начале XX века в самой Германии имел место факт разбалансированности, несостоятельности централизованной прусской модели военного руководства.
С другой стороны, критики этой модели в целом, главным образом из среды англо-американских военных теоретиков, подчеркивают, что именно фактическое забвение жесткой централизованной модели военного руководства в Германии в тот период позволило немецким генералам и офицерам в ряде случаев в ходе Первой мировой войны проявить свое высокое индивидуальное мастерство, находить оригинальные, нестандартные, зачастую совершенно неожиданные для их противников решения и достигать если и не стратегических (войну Германия все-таки проиграла), то локальных тактических и оперативных успехов.
Как известно, в соответствии с Версальским мирным договором 1919 года германская военная машина и ее символ - Генеральный штаб - были упразднены. Но уже в 20-е годы, исподволь, в условиях скрытности и зачастую при явном попустительстве заинтересованных зарубежных кругов началось возрождение и германского милитаризма в целом, и генштабовской централизованной системы военного руководства в частности. Националсоциалисты, пришедшие к власти в Германии в начале 30-х годов, формально объявили себя "наследниками прусских военных традиций".
В действительности же это в большей части касалось идеологической стороны оголтелого милитаризма и экспансионизма, пронизавшего все звенья руководства вермахта.
Гитлер, как и подобает любому диктатору, опасался профессионального военного (собственно и представленного наследниками прусских военных традиций) истеблишмента страны, сформировал в нем систему противовесов и сдержек в виде сложной системы высших органов стратегического руководства: штаб верховного командования ВС, штаб оперативного руководства, ГШ сухопутных войск, штаб авиации, штаб руководства морской войной…
Все эти органы, по его замыслу, должны были "улучшить" прусскую модель ГШ в чистом виде и значительно повысить эффективность руководства войсками. Реально же получилось наоборот. Многочисленные штабы зачастую дублировали друг друга, отличались несогласованностью в действиях, конкуренцией и борьбой за лидерство в войсках, а также за близость к "телу фюрера". В конце концов получилось то, что и должно было получиться: Германия войну проиграла не только на полях сражений, но и в борьбе "оперативно-тактических (не говоря о стратегических) умов". Теперь уже в соответствии с решением Потсдамской конференции (1945) германская система штабов, как и германская военная машина в целом, была ликвидирована.
Однако уже в первой половине 50-х годов в силу тех или иных причин произошло возрождение германских вооруженных сил по обе стороны "железного занавеса". И если в Восточной Германии военное строительство осуществлялось под строгим контролем и по рекомендациям военно-политического руководства СССР, то в западной части страны возрождать военную машину взялись американцы и британцы по, естественно, англо-саксонской модели, но с соблюдением некоторых, большей частью второстепенных традиций прусско-германской, если так можно сказать, системы. Вытравливая "германский милитаристский дух", западные союзники заодно, хотели они этого или нет, лишили целое поколение германских военных возможности развивать былые богатые традиции в военной теории, в частности касающиеся системы централизованного руководства войсками.
Нынешние крупные преобразования в бундесвере, в том числе создание объединенных (межвидовых) компонентов, как бы "возвращающих", возрождающих систему централизованного руководства, но на новом витке развития военной истории, являются скорее не внутренним побудительным мотивом, плодом претворения в жизнь теоретических изысканий германских военных теоретиков, а навязанной бундесверу, активно реализуемой в англо-саксонском мире "концепции объединенности", что, по словам упомянутого выше британского военного специалиста Кэмпбелла, "де-факто является восприятием основных черт генштабовской системы" в новых условиях.